Статья антиковеда, доктора филологических наук Наталии Васильевны Вулих «Античный сад». Публикуется по изданию: Журнал «Декоративное искусство СССР», 1986 г. — № 2. — С. 41—45; — № 3 — С. 40—44.

---

Наши представления об античном мире при всём их поразительном многообразии всё ещё во многом остаются, так сказать, линейно-специализированными — античность предстаёт в перегородках и разграничениях многочисленных исследовательских дисциплин, как «архитектура», «скульптура», «поэзия», «философия», «театр» и т. д. Предстает как сумма фрагментов, а не как единая «картина жизни». Обращение к такой важной области античной жизни, как «сад», синтезировавший отдельные виды искусств и архитектуры, позволяет по-новому представить их бытование в жизненной целостности. Вместе с тем тема эта, как может на первый взгляд показаться, имеет не только чисто академическое значение. Античная культура сада своим специфическим языком и выразительными средствами оказала огромное влияние на садовое искусство Ренессанса, а через него была воспринята и более поздними эпохами садовой культуры Европы.

Столь остро стоящие сегодня проблемы реставрации богатейшего наследия отечественных садов и парков эпохи классицизма и романтизма не могут быть плодотворно решены без обстоятельного знакомства с их культурным прообразом. Античным садом, который пока исследован недостаточно.

Статья доктора филологических наук Н.В. Вулих практически первая у нас (заметим, отнюдь не претендующая на полноту) публикация на эту тему.

Терраса Дома оленей в Геркулануме

Культура Древней Греции и Рима была не только значительным этапом в истории европейской культуры, но и оказала на её развитие могучее творческое воздействие. Это всегда представлялось бесспорным по отношению к античной литературе, искусству и философии, и лишь сравнительно недавно пристальный интерес учёных привлекло садово-парковое искусство античности, так же связанное глубокой преемственностью с историей садов Нового времени. Принципы устройства римского сада, архитектурные сооружения, украшавшие его: перистили, портики, перголы, башенки, характерная для римлян любовь к текущей и сверкающей воде, искусственным гротам и пейзажным перспективам сохраняется и до сих пор в странах Средиземноморья и на арабском Востоке. Римские сады вдохновляли и создателей итальянских парков эпохи Возрождения. Но само древнее садово-парковое искусство известно нам только благодаря археологическим раскопкам, литературным свидетельствам и стенным росписям. Именно раскопки, много лет ведущиеся в Помпеях, Геркулануме, Стабиях и в самом Риме, помогли восстановить «скелеты» садов и характер произраставших в них растений и деревьев. Но археологических данных отнюдь не достаточно для того, чтобы понять атмосферу, которая господствовала в них. Для этого необходимо представить себе «духовный климат» эпохи, роль, которую играли в жизни общества сады и парки, взгляды древних на сам мир природы и отношение к нему человека.

Драгоценными оказались здесь прежде всего свидетельства поэтов, особенно римских, которые часто воспринимали природу сквозь призму садового искусства и даже сознательно создавали в своих поэмах особые «садовые мизансцены», рассчитанные на воспроизведение в парках. Необычайно важны и показания италийской стенной живописи. Правда, художники, по-видимому, не изображали конкретных садов, а воссоздавали как бы самый феномен сада с его характерными постоянными чертами, но как раз эти «портреты» идеальной природы доносят до нас как отдельные черты античной интерпретации темы сада, так и позволяют уловить ту поэтическую атмосферу, которая царила в садах.

О том, сколь значительна была роль сада в интеллектуальной и культурной жизни греков и римлян, свидетельствует то, что Платон и Аристотель беседовали со своими учениками в садах Академии и Ликея, Эпикур предавался философским размышлениям в своих знаменитых садах. Традиции этого сада философов развили затем римляне, в частности Цицерон. Начиная с эпохи Республики и до самого конца Империи на италийских виллах кипела интеллектуальная жизнь и сама аранжировка сада была продиктована ею: в садах были уединённые места для философских и литературных занятий, храмики богов природы, аллеи для прогулок и размышлений.

Сакрально-идиллический пейзаж. Стенная роспись в Помпеях

Сады в Древней Греции

В Древней Греции садово-парковое искусство не достигло того изощренного уровня развития, как в Риме, и это объясняется тем, что именно на римской почве интерес к индивидууму, уже не зависимому от полиса, окончательно выделившемуся из коллектива граждан, определял в значительной степени весь характер культуры и искусства. Роль сада в разные периоды истории античного общества была различной, она возрастала по мере того, как рос интерес к внутреннему миру человека и появлялась потребность в приватной жизни, в проведении досуга в интимном кругу друзей или в уединённых занятиях. В Древней Греции полисного периода частные сады для отдыха и развлечений были редким явлением. Только в эллинистическую эпоху (III—I вв. до н. э.) с возникновением монархий и отстранением граждан от государственной деятельности возросло значение сада и как непременной принадлежности дворца, и как уголка природы, располагавшегося вблизи частного дома. Первые сады для отдыха и развлечений, частные и общественные, появились в Южной Италии (Сицилии), там, где несколько позднее родился и литературный жанр идиллии (пастушеские стихотворения Феокрита). Именно Феокрит обрисовал в своей поэзии тот своеобразный идеал природы, который в течение веков оказывал влияние на эллинистические и римские садовые пейзажи. Идиллическая природа, по Феокриту,— это природа, далекая от шумного города, проникнутая безмятежным покоем, нарушаемым лишь пением птиц, жужжанием пчёл и шелестом деревьев. В томительную жару она даёт прохладный приют путнику в благодатной тени.

Здесь разросся чабрец под дубами,
Пчёлы жужжат так чудесно, кружась возле ульев с добычей.
Здесь же с водой ледяной два источника; здесь на деревьях
Разные птицы щебечут; местечка, чем это, тенистей
Нет здесь иного, а сверху сосна свои шишки роняет.

(«Идиллия» Комат и Лакон, пер. М. Е. Грабарь-Пассек)

Но вместе с тем в этом идиллическом уголке всегда ощутимо и присутствие таинственных богов, чьи священные храмики, гроты и деревья виднелись повсюду в Греции и Италии. Как естественная природа, так и любой античный сад, в отличие от садов Нового времени, считался прежде всего местом почитания и присутствия богов природы и был полон их статуями, атрибутами, священными постройками и алтарями. В изысканных парках сицилийских правителей были не только тенистые аллеи, газоны и цветы, но и искусственные гроты нимф, так называемые нимфеи, которые стали позднее почти непременной принадлежностью римских садов. Эти гроты, впервые описанные Гомером, были всегда связаны для древних со священной памятью их первого великого поэта. В гроте, как рассказывается в «Одиссее», обитала нимфа Калипсо, в плену у которой томился по своей Итаке скиталец Одиссей:

Густо разросшись отвсюду пещеру её окружали
Тополи, ольхи и сладкий лиющие дух кипарисы;
В лиственных сенях гнездилися там длиннокрылые птицы,
.........
Сетью зелёною стены глубокого грота окинув,
Рос виноград, и на ветках тяжёлые гроздья висели,
Светлой струёю четыре источника рядом бежали
Близко один от другого, туда и сюда извиваясь;
Вкруг зеленели густые луга, и фиалок и злаков
Полные сочных.

(Одиссея, V, 65—70, пер. В. А. Жуковского)

Эпический поэт создал здесь образ идеального сада, облагороженного и очеловеченного присутствием бессмертной богини. Сад этот доставляет человеку высокое эстетическое наслаждение, радуя все его чувства пышно разросшейся растительностью. В этом идеале сада увековечена поэтическая мечта, никогда не терявшая своего обаяния для греков и римлян, стремившихся воплотить её и в своих реальных, позднее развившихся садах. (Так, в саду римского императора Тиберия (I в. н. э.) в Сперлонге был устроен грот у воды, воспроизводивший грот Калипсо, и на террасе стояли скульптуры, изображавшие героев «Одиссеи».) Не менее важен был для последующего садово-паркового искусства и образ второго знаменитого сада «Одиссеи» — сада царя Феаков Алкиноя. За его высокой оградой росли многочисленные плодовые деревья: яблони, груши, гранаты, смоквы и маслины. Они цвели и плодоносили круглый год под веяньем ласкового Зефира, а овощи на грядках орошались источниками. Главной отличительной чертой сада царя Алкиноя было сказочное плодородие, которое соответствовало тому «героическому веку», чей колорит был воссоздан в поэмах Гомера. Сад Алкиноя вошёл у римлян в пословицу, и плодовые сады древней Италии получили благодаря ему, в восприятии римлян, особенную эстетическую ценность. Однако в основе поэтических описаний Гомера несомненно лежат воспоминания о древнейших садах Крита (III—II тысячелетия до н. э.). На фресках знаменитого Кносского дворца, дошедших до нас, изображены цветы лотоса и многочисленные растения, а на одной из них мы видим царя-жреца, шествующего в короне из лилий среди цветущих ирисов. На Крите существовал культ великой богини природы, с её священными деревьями, зверями и птицами, и сад, посвящённый ей, был расположен у канала вблизи древнего дворца. Такие сакральные сады при храмах богов были широко распространены и в Греции в более поздний период. Вероятно, именно их и нужно считать древнейшими античными садами. Планировка таких садов была геометрически строгой, и декоративно-эстетические принципы отнюдь не были здесь главными, как это ясно по известным нам садам Аполлона в долине Амфисса и Деметры в Элевсине. А вот в священном лесу Деметры и Коры между Элевсином и Мегарой росли только дикие деревья, к которым не должна была прикасаться рука человека. Лишь значительно позднее в саду Геракла на Фасосе эти строгие правила были нарушены и рядом с обязательными культовыми растениями стали высаживать деревья по своему выбору, устраивать боскеты и аллеи, как это было сделано потом Кимоном в саду Академии в Афинах в IV в. до н. э. Этим изменениям способствовало, по-видимому, знакомство греков с персидскими садами, впервые описанными Ксенофонтом (V в. до н. э.). Ксенофонт рассказывает в «Анабасисе» об особой любви царя Кира к паркам, называвшимся по-персидски парадизами. Эти парадизы Кира были своего рода земным раем, полным всего прекрасного и редкого, что только можно найти на земле. Греки удивлялись и особенной красоте деревьев в этих парках, и ароматам, наполнявшим их, и строго определённому плану, по которому они разбивались.

Одиссей у Кирки. Стенная роспись Эсквилина. Рим

Восточный сад обычно пересекался под углом двумя аллеями, на пересечении которых строился дворец или павильон. Как и обитаемый мир, по представлению персов, парк делился на четыре зоны четырьмя реками, а центром этого микрокосма был дворец-обитель царя, повелителя природы, владевшего магической властью над ней. Царская охота в этих парках, обычно полных дичи, была также связана с древним представлением об охоте как способе владычествовать над миром природы, и именно так, магически, мотив охоты впоследствии истолковывался и в изобразительном искусстве римлян, а от них перешел и к византийским художникам.

Сады Востока, с которыми греки особенно хорошо познакомились после походов Александра Македонского, оказали влияние не только на эллинистические, но и на римские сады. (Обширные парки с дичью впервые устроили в Риме победители восточных владык: Эмилий Павел, Лукулл и Помпей, привезя их идею в свой город вместе с бесчисленными вазами, статуями и коврами. И в дальнейшем восточное влияние на римские сады никогда не прекращалось.)

Следует подчеркнуть, в классической Греции сады и парки были не украшением царских дворцов, но общественным достоянием, местом спортивных занятий, бесед и общения граждан. Сады украшали гимнасии: Академию, Ликей и Киносарг, сооружённые на местах, где ранее были святилища богов и героев. Главными были в них площадки и разного рода постройки спортивного назначения, а портики и аллеи с экседрами (открытыми и закрытыми помещениями для бесед и встреч) появились позднее и были своего рода приложением к основным зданиям. В диалоге Платона «Федр» беседа происходит на берегу реки, под тенью дерева, и собеседники располагаются на мягкой траве, наслаждаясь прохладой. Природа дружественна у Платона той высокой интеллектуальной атмосфере, в которой протекает жизнь философа, и аллеи Академии становятся при нём важным местом встреч и бесед. Природа у Платона — не просто условная декорация, а полное мировоззренческого значения указание на присутствие сада. Особенное значение приобретает сад в эллинистическую эпоху, когда развивается новая философия, с ярко выраженной индивидуалистической направленностью, какой была, например, философия Эпикура, призывавшего к отказу от государственной деятельности и наслаждавшегося простыми радостями бытия в своих цветущих садах, о которых, к сожалению, мы так мало знаем.

Вилла Лукреция Фронтона в Помпеях. Общий вид

Сады Цицерона

Опираясь именно на эти традиции, римский оратор и философ Цицерон (I в. до н. э.) делает сад тем местом, где беседуют действующие лица его знаменитых диалогов. Но сады Цицерона уже аранжированы с изысканным искусством и носят на себе печать римской культуры и римского отношения к природе. Образованный римлянин никогда не стремился проводить свой досуг на лоне естественной, дикой природы. Когда в конце Республики интерес к государственной деятельности упал, то подгородные виллы становятся своего рода центрами интеллектуальной жизни, а сад — излюбленным местом дружеских свиданий. Обширный сад с аллеями и большой перистиль (крытая колоннада), по словам Витрувия, свидетельствовали о престиже и величии их владельца. На крупнейших виллах в Риме, Помпеях и Геркулануме сады превращаются в целые парки, в своеобразные музеи, владельцы которых стремятся проводить в них время как эллинистические владыки, окруженные произведениями искусства и изысканным природным декором. По сравнению с царственным перистилем дома Фавна в Помпеях меркнет даже роскошь Пергамского дворца.

Вилла у моря. Стенная роспись на вилле Лукреция Фронтона в Помпеях

Римский сад был всегда театрализован, как бы аранжирован искусным режиссером и декоратором, создававшим в нём своего рода мизансцены, при этом ведущая роль принадлежала архитектуре, но греческие архитектурные формы, имевшие вполне конкретное назначение и содержание в Афинах, переносясь в римские сады, становились условностями садовых пейзажей, своего рода декорацией. Характерный пример — греческий гимнасий. В то время как в Греции главными в нём были палестры (помещения для борьбы) и портики для спортивных занятий в плохую погоду, в римских садовых подражаниях основными становятся аллеи, окаймлённые боскетами и газонами; они располагаются параллельно портикам, в которых уже не занимаются спортом, портики и экседры лишь придают саду сходство с прославленными гимнасиями греков, которые как бы становились теперь частным достоянием римского гражданина. Цицерон устроил на своей вилле в Тускуле сразу два гимнасия на двух террасах: Ликей и Академию. Они состояли, по-видимому, из портиков с экседрами, площадок и аллей со скамьями и бюстами греческих богов и мудрецов. Великий оратор совсем не стремился воспроизвести в точности все конкретные реалии подлинных гимнасиев, ему важно было создать обстановку, приобщавшую к высокой интеллектуальной жизни Академии и Ликея, где вели беседы с учениками Платон и Аристотель. В саду он проводил свой просвещённый досуг в занятиях философией и теорией ораторского искусства под высоким покровительством богини мудрости Афины, рядом с библиотекой, где хранились сокровища греческой мысли. В многочисленных садах государственных деятелей, поэтов и ораторов архитектурные формы гимнасия часто служили тем же целям, как об этом можно судить и по остаткам виллы Адриана в Тиволи.

Вилла у моря. Стенная роспись из Стабии

Создание в саду интеллектуальной атмосферы было чрезвычайно важно для римлянина. Стены вилл были украшены росписями, по содержанию далекими от повседневной жизни. Здесь были картины на мифологические темы, изображения богов, мистерий, жертвоприношений, театральных сцен и декораций. Главная задача художников, которые совсем не были простыми копировщиками греческих оригиналов, состояла в том, чтобы возвысить повседневную жизнь обитателей виллы, приблизив их к миру богов и героев. Согласно античным представлениям, образование и интеллектуальная деятельность приобщали человека к вечным ценностям жизни и бессмертию. Поэтому так много места занимали темы, связанные с образованием. На стенных росписях виллы Боскореале были изображены и знаменитые греческие мудрецы. Само собирание произведений искусства представлялось своего рода этической задачей, оно свидетельствовало о причастности к высокому, исполненному значения существованию. Умершие часто изображались на римских саркофагах вплоть до конца Империи с писчими палочками, в окружении богов, муз и великих мудрецов и поэтов (чаще всего Гомера). Такие рельефы украшали и погребения ремесленников и простых вольноотпущенников, свидетельствуя о том, что представления о высокой ценности культуры были широко распространены у римлян. В свете этих представлений становится понятной семантика многих элементов римского сада: подражание формам греческого гимнасия, увлечение коллекционированием шедевров искусства и превращение садов в подобие музеев, устройство садовых мизансцен по мотивам греческих поэтов, расстановка в садах специальных лож для чтения и письма и многое другое. Это освящённое веками античное почитание занятий философией, наукой и творческой деятельностью стало потом живым достоянием итальянских гуманистов и отразилось в садах Ренессанса не просто в формальном использовании мотивов римских садов (в том числе и гимнасия), а в их применении, основанном на понимании глубокого смысла этих мотивов. К архитектурным формам гимнасия восходят в римских садах и «стадии», превратившиеся в аллеи определённой формы, а в I веке н. э. возникли и ипподромы, имитировавшие уже не греческие, а римские сооружения, на которых происходили бега колесниц. В то время как в парке императора Калигулы был настоящий ипподром, где он мог заниматься любимым спортом, на частных виллах появились аллеи в форме ипподромов, обсаженные кустами и деревьями.

Канал в саду дома Октавия Кварция в Помпеях. Реконструкция

Канал в саду дома Октавия Кварция в Помпеях. Современный вид

По примеру гимнасиев в садах сооружались бани и бассейны для плаванья на открытом воздухе. И всё это окружалось растительным декором. Архитектурные формы, характерные для городской жизни, переносились в сад, как бы перебрасывая мост между городом и виллой. Но наряду с этим у сада были и своя собственная архитектура, и свои способы её соединения с природой.

Сады при виллах

При римских и италийских виллах сады возникают со времени Республики. Важнейшим элементом этих садов, как и европейских садов Нового времени, были аллеи разной формы и ширины. Их почва обрабатывалась специальным образом, чтобы при езде в экипаже не было тряски, как на обычных римских дорогах, езда по которым была мучительна без рессор (их в древности не было). По длине и ширине главной аллеи часто судили о богатстве владельца сада. Аллея приглашала к неторопливой прогулке, к рассматриванию растительного декора, скульптур, фонтанов и садовых пейзажей, созданных вокруг неё. С аллеей соседствовал портик, защищавший от солнца и дождя. В садах было принято не только гулять, плавать, читать и размышлять, но и обедать. Непременной принадлежностью садов в Помпеях были небольшие летние столовые и более парадные, которые назывались диэты. В столовых стоял стол с ложами между четырёх колонн, увитых плющом или виноградом. Последние раскопки в Помпеях доказали, что в садиках было много фруктовых деревьев и было принято, обедая на открытом воздухе, срывать с деревьев фрукты и виноград с лоз. Изображения диэт часто встречаются на стенных росписях, и их нелегко отличить от храмиков.

Дом Венеры в Помпеях. Перистиль и восстановленный сад

Вокруг диэт устраивались и специальные садики. В этрусском поместье Плиния были две диэты: одна на ипподроме, другая, побольше, в отдельном саду. Она состояла из двух помещений: столовой и спальни, а в садике росли четыре платана, образуя как бы небольшой портик с деревьями вместо колонн. «Против середины портика,— пишет Плиний, — отступая назад, флигель с маленьким внутренним двориком, осенённый четырьмя платанами; между ними фонтан, переполняющий мраморный бассейн, освежает платаны и траву под ним мелкой водяной пылью». (Письма Плиния Младшего).

Дом Венеры в Помпеях. Портик и сад

По форме диэты могли быть круглыми и четырёхугольными, часто с террасированной крышей, а иногда они башнеобразны и имеют несколько этажей. Мы знаем, что такие башенки часто украшали сады. Башня была в саду Мецената на Эсквилине, и именно с неё Нерон любовался пожаром Рима в 64 году н. э., в парке Плиния в Лавренте возвышались две такие башни, а в саду Адриана в Тиволи красовалась башня Тимона. О садовых башенках не раз упоминает и Овидий в «Метаморфозах». С них открывался вид на окружающую природу, и парк как бы выводился в широкий мир, раскинувшийся вокруг него. Поражающие своей тонкостью пейзажные перспективы в произведениях римских поэтов — это как бы взгляд на природу с садовой башни. Обилие подробностей такого рода отличает пейзажи «Энеиды» Вергилия, Овидий любит рисовать в своих поэмах картины, видимые с птичьего полёта: парение над землей Фаэтона, Персея, Цереры и Медеи.

Садовый декор. Роспись в Помпеях

Сад приучал рассматривать местность с высоты и ценить эстетику дали.

Башенки обогащали и архитектурные формы сада, их вертикали согласовывались со взлётом водяных струй фонтанов, любимых римлянами. Свое происхождение садовые башни вели от египетских построек, но и в персидских парадизах были башни, с которых охотились на диких зверей.

На фризах, украшающих стены в Помпеях, встречаются архитектурные схемы садов, как бы их скелеты, лишённые зелёного наряда. На них начертаны системы небольших помещений, связанных между собой аллеями. Хотя архитектура и вносила в пейзаж властную ноту присутствия человека, сад, в свою очередь, диктовал ей свои эстетические требования. Портики служили как бы посредниками между домом и садом, от колонны к колонне часто протягивали растительные гирлянды; крытые колоннады, защищая от дождя и солнца, способствовали изысканной смене света и тени. Одни портики служили для жаркого времени дня, в других прогуливались на закате, между колоннами открывались живописные виды, а иногда в роли колонн выступали увитые плющом деревья.

Сосна в священной роще. Рельеф, мрамор. Вилла Альба, Рим

Старинный италийский дом с таблином (спальней хозяев) и атрием, возникшим из старого крестьянского двора и сохранившим от него отверстие в крыше для освещения и стока дождевой воды в расположенный под ним резервуар, претерпел ко II веку до н. э. существенные изменения. Сначала его непременной принадлежностью был огород, а теперь перед атрием появился перистиль — садик, окружённый колоннадой. Вместо перистиля в Помпеях и Риме часто встречаются просто портики (вилла Лорейя Тибуртина, вилла Клодии на берегу Тибра). В больших виллах Республиканской эпохи жилые комнаты располагались между передним портиком или перистилем и задним портиком, который выходил в сад. Этот сад начинает постепенно становиться главным в архитектурном комплексе виллы, и все помещения стремятся открыть именно на него. Хотя окна помещений дома и выходили в сад, художники нередко изображали на стенах и иллюзорные сады, которые как бы были видны сквозь фиктивные окна. В триклинии дома в Помпеях чёрная стена завершалась наверху изображением окна с сидящей девочкой, играющей с павлином, в окне виднелись колонны портика, а за ними сад. В нарисованных окнах дома Веттиев можно было увидеть луга, а на вилле Боскореале в одной из комнат стена как бы не доходила до потолка и в открытом иллюзорном пространстве видны были колонны портика и голубое небо. Подземная спальня, предназначенная для жаркого времени года на вилле Ливии, была украшена картинами сада на всех четырёх стенах, причём растения как бы бросают со стен зелёные отсветы в комнату. Нередко изображался сад и в перистилях, между колоннами портиков или на стене, лишённой колонн. Но этот сад совсем не был «продолжением» садика перистиля, он был гораздо богаче растениями, ярче красками и скорее напоминал «сад мечты» — образ идеальной природы, чем природы реальной. Художники вступали в соревнование с видимым миром, стремясь придать ему особую живописность и эстетическую значительность. На вилле Диомеда в Помпеях на стене перестиля был нарисован бассейн, а над ним пёстрые рыбы, как бы отражённые водой на стене, в мнимых же окнах в сад было видно дерево, живописно выделявшееся на фоне неба. Плиний описывает в письме другу одну из своих спален на этрусской вилле. В ней стоял зелёный полумрак от растущего рядом платана, а стены были украшены мраморными плитами с изображениями ветвистых деревьев с сидящими на них птицами. «Есть и другая спальня, в которой от соседнего платана стоит зелёный полумрак, она отделана мраморными панелями: живопись, изображающая ветвистые деревья и птиц на ветвях, не уступает в красоте мрамору».

Дом Фавна в Помпеях. Первый перистиль. В центре — скульптура Фавна

Иллюзионизм был свойствен в Новое время садам Рококо и в особенности садам Романтизма, в которых, как считает Д. С. Лихачёв, он отвечал романтической концепции мира с её культом мечты и фантазии. В Риме иллюзионизм отражал стремление к созданию идеальной действительности, которым были проникнуты и живопись на стенах вилл, и поэзия, особенно в эпоху Ранней Империи, но римская специфика этого явления ещё никем не исследована всесторонне. Сама же связь аранжировки сада со стенной живописью была в Риме изначальной и чрезвычайно глубокой. У художников были определённые, повторяющиеся пейзажные мотивы, которые назывались «топосы»; комбинируя их в разных вариантах, живописцы создавали свои знаменитые пейзажные зарисовки: горбатые мостики, изогнувшиеся над ручьями, храмики с сидящими на ступеньках пастухами, одинокие колонны среди кустов, башенки, возвышающиеся среди зелени, герооны (погребальные холмы мифологических героев), гроты и т. п. Садоводы, которые назывались «топиариями», т. е. аранжировщиками пейзажных мотивов, перенесли их в живое природное окружение, как бы «списав» свой репертуар со стенных росписей. Этим объясняется чрезвычайная близость живописных и живых садовых ландшафтов. В век Августа живописец Лудий впервые, по свидетельству Плиния, стал переносить на стены реальные пейзажи римских садов, вернув живописи её собственные мотивы, как бы воплощённые в реальность. Он оживил типичные пейзажи многочисленными действующими лицами, тоже взятыми из жизни: хозяином сада, прогуливающимся на ослике или в коляске, рыболовами, охотниками, путниками и др. Из его картин ясно, что сад вокруг виллы представлял собой особый, замкнутый со всех сторон мирок и что он был насыщен разнообразными архитектурными сооружениями. Как и на стенных картинах, природный декор окружал в них какую-нибудь сакральную постройку, напоминавшую о присутствии богов: храмик, колонну, статую божества и т. п. Многие садовые постройки, на первый взгляд, вполне светские, как, например, диэты, на самом деле не только по форме напоминали храмики, но и вели своё происхождение от тех помещений для культовых трапез, которые всегда устраивались в древности у святилищ. В садах часто возвышались и настоящие храмы: в саду Цезаря был храм Фортуны, в знаменитых садах Саллюстия — Венеры Эрицины, на вилле Поллия Феликса в Сорренто — храм Геракла, в Тиволи у Адриана — святилище Сераписа и Антиноя. Гроты, которые устраивались повсюду, назывались нимфеями.

Стенная роспись в доме Сирийца в Помпеях

Сад всегда был тем местом, где царила дионисийская атмосфера и где каждый чувствовал себя причастным к культу этого бога, обещавшего своим приверженцам приобщение к великим тайнам жизни и смерти и к бессмертию. Поэтому особенно много было в садах статуй Диониса, вакханок, сатиров, изображений театральных масок, тамбуринов, сиринг. Бесчисленные статуи Диониса, силенов, фавнов, менад, сатиров с нимфами, собранные в наши дни в многочисленных музеях мира, были найдены главным образом в римских садах. Дионисийскими мотивами была полна и стенная живопись. Существовала целая Дионисийская иконография сада, вызванная к жизни живыми языческими представлениями, давно утраченными в садах Нового времени, где красуются подобные статуи.

Стенная роспись, изображающая сад в одном из домов в Помпеях

Создателей стенных росписей и художников сада объединяли общность языческой религии и высокое представление о задачах искусства, преобразующего жизнь и придающего ей высокий сокровенный смысл. Мифологические сюжеты, излюбленные художниками и поэтами, были представлены и в садовых мизансценах. Знаменитая скульптура Фарнезского быка, участвовавшая в сцене наказания Дирки, хранит указания своего назначения. Она рассчитана на садовый антураж, на подножии её изображены цветы, пробивающиеся сквозь камни. В число садовых мотивов входило и наказание детей Ниобы и охоты Мелеагра. Статуи главных действующих лиц должны были быть окружены соответствующим природным декором: имитацией леса, скалистого пейзажа, болотистого луга и т. п. Овидий, рассказывая мифы в «Метаморфозах», скрупулёзно выписывает детали пейзажного окружения, пользуясь специальным выражением «лицо местности», и «лик места» для него не менее важен, чем лик персонажа. Пейзажные зарисовки в его произведениях, вероятно, использовали художники сада, и есть основания предполагать, что поэт рассчитывал на это.

Живопись, поэзия и искусство сада взаимно обогащали и дополняли друг друга. Иногда в садовых мизансценах участвовали и живые актеры. Варрон рассказывает, что на вилле Кв. Гортензия во время обеда перед гостями появился Орфей с кифарой и, по сигналу рога, его окружило целое стадо оленей и кабанов. Легенда оживала в саду, миф превращался в действительность.

Стенная роспись с изображением сада в Помпеях

Деревья, кусты, травы и цветы тщательно подбирались для садовых пейзажей, которые должны были вызывать у гуляющих различные настроения. Существовали специальные садовые, «топиарные» деревья и растения, которые перечисляет в своей «Естественной истории» Плиний Старший. Именно они составляли основу для таких аранжировок. Это были: плющ, платан, лавр, лавровишня, миот и аканф. Как показали раскопки в Помпеях, цветов в садах было сравнительно мало, и главное его украшение составляла листва разнообразной формы и различных оттенков зелени. Особую роль играли вечнозелёные деревья и кусты, и поэтому италийский сад меньше зависел от времени года, чем сады в северных странах. В парках было сравнительно немного красок, но формы растений были живописны и разнообразны и сады были полны ароматов. (Вечнозелёные кусты и деревья и сейчас наполняют парки Италии специфическим благоуханием.) Изысканный подбор деревьев, различных по цвету зелени и форме крон, их комбинация со шпалерами букса, подстриженного в форме букв, составляющих имена хозяина и садовника, группа пирамидальных кипарисов, окаймлявших кусты роз, придавали ипподрому на вилле Плиния особенную живописность. Художественное начало было здесь выразительно подчёркнуто и гирляндами плюща, протянувшимися от дерева к дереву. Фруктовые деревья, окаймлявшие одну сторону аллеи, неожиданно вносили, по словам Плиния, в эту изысканную зелёную симфонию мотив простого деревенского сада. Плиний Младший высоко ценил в аранжировке своих садов разнообразие. «Ипподром обсажен платанами, а их увивает плющ, и они зеленеют своей листвой вверху и чужой внизу,— читаем мы в одном из писем...— Прямая широкая дорожка вдоль ипподрома в конце его изгибается по полукругу; его окружают кипарисы: от них ложится густая чёрная тень; дорожки, идущие внутри, кругом залиты светом; тут растут розы, тут прохладно в тени и приятно на солнце».

Дом Веттиев в Помпеях. Перистиль и реставрированный сад

Каждое дерево, цветок и растение были для античного человека не только декоративными украшениями садов, но и действующими лицами разнообразных мифов, любимцами различных богов. Поэтому поэты и скульпторы, живописцы и сами художники сада всегда были так внимательны к их формам и краскам, к индивидуальности каждого растения. Римские рельефы с изображениями цветов и плодов поражают не только правдоподобием метко подмеченных деталей, но и высокой поэтичностью, отличающей их от гораздо более схематичных александрийских рельефов. Каждое дерево необычайной формы вызывало особенный интерес, старые деревья окружались ореолом легенд. В Риме очень долго существовали сакральные рощи и отдельные священные деревья, которые увешивались посвятительными дощечками и повязками. Поэт Стаций вдохновенно творит целую легенду о платане причудливой формы, наклонившимся над озером в парке Атедия Мелиора. Спасаясь от влюбленного Пана, нимфа якобы прыгнула в воду, а Пан пересадил на берег молодой платан и повелел ему охранять покой нимфы:

Долго живи, о платан — залог обетов священных,
И, склонившись, люби приют этой нимфы жестокой,
Ветви склоняя над ним, от зноя его охраняя;
Твёрдому граду не дай ушибить её, росною влагой
В жаркие дни окропляй, прохладу листвой навевай ей.

(Стаций Сильвы II, 3, 43—48. Перевод здесь и далее — автора статьи)

И дерево, причудливо изогнувшись, выполнило волю божества. Об образах деревьев, цветов и растений в поэзии Вергилия, Горация и Овидия можно написать целую книгу. Поэты помогают понять символический смысл различных аранжировок растений в римских садах. Гораций любуется тем, как сосна сочетает свою тень с тенью белого тополя. Одно из этих деревьев тёмное и вечнозеленое, другое — со светлой опадающей листвой. Они нарисованы рядом и на стенной картине в доме Ливии; и их союз полон и для поэта, и для живописца, и для художника сада глубокого символического смысла. В элегической поэзии и у Овидия дружба вяза с оплетающей его виноградной лозой была символом любви и верности.

Пинии, столь характерные для природы Средиземноморья, были связаны для римлян с мифами о богине Кибеле. Овидий очеловечивает и их, называя «голоногими» и «высокоподпоясанными», а их своеобразный глуховатый шум напоминает ему гул волнующейся толпы. О шуме знаменитой пинеты в окрестностях Равенны вспоминает и спустя многие столетия Данте в «Божественной комедии» (Purgat XXVIII).

Дом Золотых амуров в Помпеях. Перистиль и сад. Современный вид

У римских поэтов была и тончайшим образом разработанная поэзия воды, воды, столь любимой и в римских садах. Средиземноморский сад не мог бы существовать без орошения, но вода служила здесь не только утилитарным целям. Виллы обычно строились у берегов рек и озёр, заливов и морей, а в садах устраивались искусственные бассейны, каналы и фонтаны. В них были и спокойные пруды, и журчащие источники, мощные каскады, осыпавшие брызгами деревья, и особенно любимые римлянами фонтаны. Какое впечатление производило это обилие текущей и сверкающей воды, могут дать представление виллы, и ныне красующиеся в Тиволи, и среди них особенно прекрасная, конечно, — вилла Д’Эсте. Многочисленные фонтаны украшали и самый Рим. Их плеск слышался повсюду в Великом Городе. Вода была здесь своего рода «национальной роскошью», а во время Августа Рим потреблял столько воды, сколько современный Нью-Йорк.

Фонтан у входа во дворец Флавиев на Палатине. Рим. I в.

Древняя Италия славилась не только изысканным садово-парковым искусством, но и обилием плодовых садов. Они покрывали всю Кампанию уже во время нашествия Ганнибала, а в I веке до н. э. Варрон называет Италию сплошным фруктовым садом. Конечно, такие сады, многие из которых имели коммерческое назначение, не блистали изысканной аранжировкой. Деревья в них высаживались так, чтобы им были обеспечены наилучшие условия для плодоношения, и садоводы заботились о хорошем источнике для полива, сооружая себе лишь примитивный шалаш для хранения садовых инструментов, а иногда и для жилья. Наилучшими садоводами, знакомыми с секретами ухода за растениями, были греки; именно они, оставшиеся безымянными, делали смелые опыты по скрещиванию пород и выводили разнообразные сорта фруктов, которые часто носили греческие названия. Плоды имели в древности и высокую эстетическую ценность. Гирлянды из фруктов украшали и парадные скульптурные памятники (знаменитый Алтарь Мира), и усыпальницы простых ремесленников, а вазы и корзины с фруктами были одним из любимых сюжетов римского натюрморта. Для простого жителя города небольшой садовый участок, на котором он мог сам трудиться, сажая собственными руками овощи и фрукты, представлял большую ценность, и до самого конца Империи на окраине Рима был зелёный уголок с маленькими садиками. Сюда их обладатели приходили во время праздников, здесь встречались с друзьями, отсюда привозили в город плоды, овощи и цветы. Да и сами хозяева изысканных садов не гнушались собственноручно ухаживать за своими плодовыми деревьями, которые неизменно украшали каждый италийский парк. Овидий, находясь в изгнании далеко от Рима, с грустью вспоминает свои сады, в которых он имел обыкновение заниматься литературным творчеством. Слагая элегии во время своего плавания по бурному морю по пути в далекую Скифию, он извиняется перед читателями за несовершенство своих элегий:

Эти стихи я писал не в садах привычных, как прежде,
И не на ложе в тени я возлежу, как тогда.
Буря корабль мой бросает под небом холодным и зимним.
Лист, на котором пишу, влажен от брызг голубых.

(«Тристии», 1, 11, 37—40)

Оказывается он сам в Риме сажал фруктовые деревья и сам поливал их водой из садового фонтана:

И не столь мне желанны поля имений далёких,
На живописной земле, там, где Пелигны живут,
И не сады на холмах сосноносных, в том месте у Рима.
Где Фламиниев путь Клодиев путь пересёк.
Те сады, что я холил, растил для кого, неизвестно,
Сам поливал, не стыжусь, свежей проточной водой.
Живы ль, дают ли плоды деревья, которые сам я
Там посадил, но сорвёт плод с них чужая рука.

(«Послания с Понта», I, S, 41—49)

В Италии была особая богиня плодов — Помона (от pomum — плод), принадлежавшая к числу древнейших божеств. Любви Помоны и Вертумна Овидий посвятил целый эпизод в своей поэме «Метаморфозы». И этот рассказ стал особенно любим впоследствии не только у римских садоводов, но и у садоводов Нового времени. Статуи Помоны и Вертумна и поныне украшают многие парки в нашей стране и за рубежом. По словам Овидия, эта дриада отличалась от других дриад своей нежной любовью к плодовому саду:

Нет, не любила она ни лесов, ни прозрачных потоков,
Только сады и деревья с плодами на ветках склонённых,
В правой руке она серп, а не дрот, постоянно держала,
Лишний побег им срезая и зелень ветвей разрежая,
Или надрезав кору, росток чужеродный сажала
В старого дерева ствол, чтоб соком питался питомец.
Вдосталь поила свой сад, от жажды его охраняя,
Сеть волокнистых корней проточной водой орошала.
В этом — вся жизнь и любовь!

( «Метаморфозы» XIV, 623—630)

Для того чтобы завоевать её взаимность, бог Вертумн (божество плодоносящего года) так же должен был стать верным служителем сада. Мир сада, в котором происходит действие, с его цветущими и плодоносящими деревьями, с союзом вяза и виноградной лозы представляет собой идеальную, с точки зрения поэта, обстановку для взаимной любви. Этим сюжетом Овидий внёс свой художественный вклад в интерпретацию феномена римского сада, дал новые идеи садоводам, которые претворили эти идеи в аранжировке садов, воспринятой впоследствии и мастерами садовых мизансцен Нового времени.

Ипподром на Палатине в Риме

Городские парки Рима

Сады устраивались не только при виллах, но и в самом городе, и особенное внимание их устройству впервые уделили Август и Агриппа (I в. до н. э.). Именно при Августе старый Рим с его узенькими и грязными улицами превращается в нарядный город, соперничающий с прославленными эллинистическими центрами, и одним из его украшений становятся как раз сады, доступ в которые открыт для всех горожан. При этом городские парки Рима носили парадный и официозный характер, с особенным вниманием к государственным идеям августовского правления. В портике Европы, например, была выставлена карта всех дорог Римской империи, долженствовавшая внушать посетителям мысль о величии и мощи Рима, сады изобиловали шедеврами греческого искусства, вывезенными римскими полководцами из покорённых городов, и, украшая парки, они вместе с тем свидетельствовали о славе военачальников. Впервые сад в портике эллинистического типа устроил при своем театре, сооружённом по образцу театра в греческом городе Митилене, Помпей в 55 году до н. э. Его примеру последовали позднее Август и его помощник и друг Агриппа. Самыми прославленными портиками, связанными с их именами, были портики Ливии и Европы. В портике Ливии (назван так по имени супруги Августа) аллеи осеняла единственная, мощно разросшаяся, виноградная лоза, а портик Европы со статуей этой мифологической героини, похищенной, согласно легенде, Юпитером, превратившимся в быка, был аранжирован в согласии с мифологическим сценарием, как это часто делалось и на италийских виллах.

Елисейские поля Рельеф. Рим

Главный же зелёный район садов располагался при Августе на Марсовом поле, подле терм Агриппы. Их окружали парки со знаменитым стоколонным портиком; эти парки воспроизводили в какой-то степени восточный парадиз с его излюбленной темой охоты. Среди деревьев стояли статуи животных, и в их числе прославленный умирающий лев, работы Лисиппа, вывезенный Агриппой с Лампсака. Сами термы напоминали греческий гимнасий, с одним существенным нововведением: обилием текущей и сверкающей на открытом воздухе воды. Здесь были искусственно прорытый канал Еврип и бассейн с холодной водой, их питал проведённый Агриппой с Сабинских гор акведук — тот самый, из которого до сих пор получает свою прозрачно-голубую холодную воду прославленный фонтан современного Рима — фонтан Треви. Именно Марсово поле, как об этом свидетельствуют римские поэты, было любимым местом встреч и любовных свиданий. Но уже при Нероне (60-е гг. н. э.) таким местом встреч становятся сады при грандиозных императорских термах — термах Нерона, а впоследствии Тита и Траяна. Эти термы с их многочисленными помещениями для горячих бань, холодных купаний, массажа, специальными залами для женщин, с библиотеками, местами для встреч и бесед, окружаются садами. Эти сады аранжируются по типу садов при виллах, садовыми мотивами, как на виллах, полны и стенные росписи термальных помещений. Вокруг бассейнов с холодной водой стены расписываются иллюзорными картинами садов, вазами, цветами и птицами, изображениями нимф и сатиров. Так в термах — этих виллах римского плебса, где горожане проводили большую часть дня, создавалась атмосфера италийской виллы с её садом и декорацией сада.

Пир посвящённых в культ Диониса. Роспись, на надгробии Via Latina в Риме

Вилла Адриана

Интенсивное строительство императорских дворцов и вилл началось, когда император стал полновластным монархом и перестал считаться первым среди равных, как это было при Августе. Август жил ещё в сравнительно скромном доме на Палатине, Домициан уже выстроил себе целый дворец с ипподромом и несколькими перистилями. В центре одного из них был бассейн с храмиком посередине, к которому можно было попасть по перекидному мосту. Но самый грандиозный дворцовый комплекс был сооружён для Нерона (Золотой Дом). Он занимал почти весь Эсквилин и часть Палатина. Перед дворцом стояла колоссальная статуя императора в образе бога Солнца. Главный фасад выходил на озеро, засыпанное впоследствии для постройки Колизея. Новое божество Солнца (Нерон был приобщён к культу восточного Солярного бога Митры) устроило себе как бы священный участок, какие были в древности вокруг храмов. В центре его возвышался дворец с залом, увенчанным куполом, вращавшимся вслед движению солнца по небу, а обширный сад воспроизводил восточные парадизы. По описанию Светония, вокруг озера, которое должно было изображать море, были выстроены виллы с виноградниками, лугами и пасущимися стадами. Сельские участки при виллах были у Плиния и Горация, а само соединение изысканного парка с огородом и плодовым садом (как позднее в Трианоне) существовало в Риме и до Нерона, но в его садах это сочетание получило грандиозное по масштабам воплощение.

Вилла Адриана в Тиволи. Портик и бассейн

Уникальным примером грандиозной императорской виллы была прославленная вилла императора Адриана. Она была предназначена для зимнего времени — Адриан не любил Рим и предпочитал, по возможности, жить на старости лет в благословенном климате Тиволи. Он много путешествовал и провел вне Рима целых 11 лет, посетив множество провинций. Это было вызвано тем, что именно во II веке н. э. роль провинций в Римской империи стала особенно значительной и Адриан хотел теснее объединить их вокруг Рима, создав монолитное государство, могущее противостоять воинственным и непокорным варварским племенам. Идея единства эллинистической и римской культуры нашла отражение и в архитектурных постройках его виллы, и в самом характере подбора памятников искусства, собранных здесь в небывалых до этого в Риме количествах.

Руины виллы Адриана в Тиволи. Италия

Вилла Адриана, как и дворец Нерона, занимала обширную площадь в 300 га и была расположена в живописной местности, где римляне издавна строили свои виллы. Её архитектурные ансамбли были созданы по проектам самого Адриана, увлекавшегося не только философией, но и архитектурой и живописью. Постройки его виллы поражают посетителей и сейчас своей смелой фантазией: обширные залы соседствуют здесь с редкими для Рима купольными помещениями восточного типа, с башнями, откуда открываются разнообразные виды, с библиотеками, театрами, храмиками, с уединённой виллой посредине озера, со множеством помещений для гостей, стражи и слуг. Много путешествовавший Адриан, поклонник греческого искусства и Востока, любивший Антиохию и Александрию, пожелал окружить себя на вилле архитектурными постройками, имитировавшими виденное им в Греции и Египте. Об Афинах напоминал «пёстрый портик», рядом с ним была проложена аллея, окружённая деревьями, за которыми развёртывались специально аранжированные пейзажи. Были тут Ликей и Академия с площадками и экседрами, башня Тимона, возвышавшаяся в Афинах около Академии, даже долина Темпе с ручьём Пенеем, напоминавшая прославленную достопримечательность Фессалии. Специально для представлений были предназначены греческий и римский театры, для концертов — небольшой одеон. Грандиозные Большие и Малые Термы с бассейнами и залами располагались недалеко от Канопа, построенного на берегах специально прорытого канала. Свое название Каноп получил от египетского городка, находившегося вблизи Александрии и связанного с ней каналом. Каноп славился святилищем и оракулом бога Сераписа и своими пышными празднествами, для Адриана же он был особенно памятен тем, что недалеко от него в Ниле утонул любимый им юноша Антиной, пожертвовав жизнью во имя благополучия императора, исполняя предписание Оракула. После смерти его обожествили, а на месте его гибели в Египте выстроили целый город, назвав его в честь Антиноя. Громадное число статуй и бюстов юноши было найдено в Новое время в различных городах империи, и многие из них сохранились до наших дней. Статуя Антиноя стояла и в Канопе на вилле, а на южном конце канала возвышался храм Сераписа и Антиноя. В нишах по берегам канала стояли египетские статуи, а в портиках нашли знаменитого крокодила из зелёного камня с широко разинутой пастью, и ныне украшающего восстановленный сейчас канал. Вода обильно струилась из ниш, она бежала и в многочисленных залах дворца, из углублений в стенах и фонтанов, даря прохладу и внося повсюду журчание струй и движение. Сама же статуя Антиноя, главного божества виллы Адриана, стоявшая в Канопе, хотя и была создана по канонам классического греческого искусства, но несла на себе необычную для этого искусства печать меланхолии. Меланхолическое настроение господствовало и в самом Канопе, с его тёмной водой канала, строго черневшими нишами, с их египетскими статуями из мрачного базальта с ликами, исполненными таинственной значительности. Это настроение овладевает и сейчас всеми посетителями этой части виллы.

Вилла Адриана. Современный вид

Весь её стиль можно определить как своеобразное римское Барокко. Вилла удивляет и потрясает, в ней собрано огромное количество произведений искусства: статуй, бюстов, ваз, канделябров, статуэток животных, гемм. Они превосходят всё, что было найдено в Помпеях, и нет, вероятно, такого музея в крупнейших городах мира, где не было бы памятников искусства, найденных на этой вилле. Исследователи считают, что для вкуса Адриана был характерен дилетантский эклектизм. Но, вероятно, в этом проявилось и его стремление представить на своей вилле всё многообразие искусства, создать мир искусства, поражающий своими контрастами, где красота соседствовала с уродством, изящество — с тяжеловесной роскошью. Свойственное всем владельцам вилл увлечение искусством, объяснявшееся, как уже говорилось, глубокими мировоззренческими причинами, носило у Адриана гипертрофированный характер. Стремление поразить и удивить посетителей, свойственное отчасти всем хозяевам вилл, проявляется в Тиволи с необычайной силой. Трудно судить сейчас об особенностях садов на вилле Адриана. Во всяком случае залы были украшены стенной живописью с традиционными садовыми мотивами, окна многих помещений открывались в сады. Но одну важнейшую особенность взаимоотношений виллы с миром природы может и сейчас заметить и оценить всякий, кто побывает на ней. Как разнообразны и причудливы её постройки и сказочно богато собрание памятников искусства, так же многообразны и прекрасные окрестности, открывающиеся с её многочисленных террас, лестниц и башенок. О том, что римляне этого времени были тонкими ценителями пейзажных перспектив, свидетельствуют письма Плиния, стихотворения Стация и эпиграммы Марциала. Сам Адриан — любитель грандиозных зрелищ, специально поднимался на Этну, чтобы полюбоваться оттуда восходом солнца. Восходы и закаты необычайно красочны и сейчас в Тиволи. Природа Италии, как заметил ещё М. Д. Добужинский, чрезвычайно театральна. С разных площадок виллы открываются виды на Кампанию, на розовые и синие Сабинские горы, на очертания Латинских, на широкую равнину и далекое блистающее море.

И в наши дни здесь расстилаются луга с цветами, белеют виллы, стоят старые деревья, увитые виноградом, и столетние маслины причудливой формы. Сама природа как бы поддерживает здесь то разнообразие, которое приняло на вилле характер Барокко, свойственный в это время и поэзии, и искусству.

Подводя итоги, нужно сказать, что римские сады были одним из примечательнейших явлений древней культуры. Они воздействовали на разнообразные чувства, пробуждая в человеке художника изысканной аранжировкой растений, сочетанием красок, пейзажными перспективами, музыкой воды и ветра, поэзией дали. Они способствовали обогащению и гуманизации римской культуры, возникнув и окончательно сформировавшись тогда, когда неизмеримо вырос интерес к интеллектуальным занятиям и просвещённому досугу. Но надо помнить, это на них лежит и глубокая печать языческого мировоззрения; культ богов природы и дионисийская атмосфера, царившая в садах, придавали им то могучее очарование, связанное с идеей бессмертия, которое было безвозвратно утрачено в парках Нового времени, и язык античного сада не может быть поэтому понят без глубокого проникновения в самый мир античной культуры, раскрывающийся в философии, поэзии и изобразительном искусстве.

Литература:

1. Grimal Р. Les Jar dins Romains. Paris, 1943, теперь вышло и третье издание, Paris 1984; W. Е. Jashemski. The gardens of Pompei, Herculanum and the villas destroyed by Vesuvius 2 vol. New York, 1979.
2. Grimal P. L’art des Jardins. Paris 1964, c. 20—21.
3. Cicero, Ad Attic. 1, 4, 3; 1, 9, 2; I, 8, 2; Tuscul. 11, 9.
4. Schefold K. Pompejanische Malerei. Basel, 1952, c. 37 и след. Cumoni. F. Recherches sur le symbolisme funeraire des Romains. Paris 1949, с. 288—347.
5. Sambon A. Les fresques de Boscoreale. Paris 1903, s. 55—65; Bandinelli B. Rome centre de pouvoir. Paris, c. 185 и след.
6. Schefold К. Pompejanische Malerei, с. 38—39.
7. Сергеенко М. Е. Садоводство в древней Италии. Учёные записки ЛГУ, № 142. Серия Истор. наук, вып. 21, 1956, с. 127—136.
8. Ringbom L. Paradisus Terrestris. Helsingfors. 1958.
9. Gusman P. La villa Imperiale di Tibur. Paris 1904; Perowne S. Hadrian. München 1977.
10. Добужинский М. Д. Воспоминания об Италии,— «Аквилон», Пб., № 923, с. 64—65. Mancini G. Die villa Hadriana und die villa D Este, Roma 1973.